Гранит тропы холодный горной тундры оживает,
В закатном свете теплых длинных солнечных лучей,
В мечтах вы далеки манящие над пиками планеты,
На горизонте тающих хребтов и Млечного пути,
Где спят уставшие в ночи ветра среди созвездий,
В груди загадочной вселенной кочуют тропами олени.
"Ербонга. Тофалария".(Болхоева Жанна, род.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян
Горный узел
Чогду кочевал вдоль удивительного, неземной красоты озера, по древней мощенной камнем в опасных местах тропе, известной только роду Карагас - Черных гусей. Тропа по многочисленным подъемам и спускам, лентой вилась через 12 перевалов, на которых стояли из камней Обо-ориентиры. Из долины реки заболоченная тропа вела кочевого таежника к еще к одному, самому труднодоступному перевалу. Чогду левым берегом, пересек каменистый ручей, и дальше петляла вдоль снежника. Набрав высоту, Чогду кочевал берегом в исток ручья, тропа уводила его вверх по крутому склону, далее по средним и крупным камням покрытыми мхом и лишайниками. Чогду поднялся на гребень, за которым следовал небольшой плоский участок с крупными неустойчивыми камнями у небольшого снежника. Чогду не сердится на камни, которые загораживали путь. После еще одного небольшого каменистого подъема тропа теряясь на крупных камнях, вывела Чогду вдоль гребня на самый труднодоступный перевал, в точку соединения трех горных хребтов, типичный Горный узел.
Обозначенная насыпными каменными кучами тропа, вышла на стену камней, восточные ворота и там разветвлялась у аккуратно сложенной груды камней Обо – древнего святилища. Это было почитаемое место на перевале, обитель духов, известное ему с детства из мифов о родовых святынях. Невероятно насыщенное красотой и обилием солнца пространство между мирами. Чогду проходя мимо сооружения, три раза по кругу обошел с мистическим амулетом седые камни. С чистыми помыслами и мыслями о духовных возможностях дарующих жизнь человеческому роду, положил новый маленький камень и привязал ленточку, оторванную от своей одежды. Чогду почудилось, что его нежно позвало по имени пение свежего южного ветра. Он осмотрелся. В красоте лучезарного необъятного небосвода, он действительно находился в территории покоя. Обожая и обожествляя природу, сердце Чогду испытывало состояние любви к Тофаларии. Он всегда взвешивал свои действия, стараясь не навредить природе. Чистый воздух, прозрачная вода и горы, горы, горы были его счастьем. Ленточки из ткани разного цвета украшали небо и снежные вершины, орнаментами сплетенные в свет и тени. В сердце Чогду рождались светлые мечты. Он ощутил прилив бодрости. Чогду стоял на перекрёстке разных троп, с надеждой о счастье вечном кочевом. Духи гор манили кочевать его новой тропой. С чистого неба заморосил мелкими каплями дождь. Радуга соединила два причудливых горных хребта и из этого угла вытекал длинный исток. Чогду принял это за хороший знак и шагнул в этом направлении.
Трудный и утомительный спуск в долину по сыпучим катящимся камням и пологому леднику вел Чогду вперед и направо по тропе вдоль ручья, берегом, через острые края камней и заросли карликовой березки, дальше через моховые болота, заросшие медвежьим луком. Чогду медленно брел по зарослям черемши и наткнулся на светлого желтовато-коричневого цвета медведя. Красавец сидел под открытым небом на сыром лугу и передними лапами с длинными когтями, ловко закусывал черемшой. Ранняя весна подняла его от зимней спячки, и он с аппетитом сладко причмокивал. Мордочка выражала удовольствие самого взыскательного гурмана. Чогду невольно ощутил нежный сладко-острый вкус молодых листьев. Он представил, как жует черемшу с солью приправленную маслом и посыпанную кедровыми орешками. Острый витаминный салат заполнил его рот. Чогду пришел в себя, весь его рот наполняла слюна. Отказываясь от приема пищи и воды несколько дней Чогду сделал жадный глоток и поперхнулся. Лохматый твароед, невольно повернул голову на мощных плечах, крепкая спина осталась неподвижной. Заметив Чогду, маленькие черные глазки удивленно заблестели. Громко чавкая, Хозяин тайги с интересом рассматривал кочевого таежника. Кочевой таежник замер, приговаривая - «Братишка, пропусти меня, кочуй на гору». Жевательные движения вегетарианца прекращались. Голодный и исхудавший, Хозяин тайги, перестал поедать огромные букеты черемши. Не обращая внимания на таежника и оставляя метки на лишайниках и мхах, царапины, нанесенные когтями, сильный, быстрый, ловкий зверь направился по россыпи камней в распадок горного хребта, подготавливать себя к медвежьим свадьбам.
Чогду с трудом пересек каменистый ручей и перед ним предстало небольшое, первозданной красоты, светлое озеро, на краю висячей долины. Его берега держали каменные объятия гор сверкающие в спокойной белизне горными пиками и перевалами. Бирюзовая вода казалась холодной, чистой и не оскверненной. Черно-синие скалы и небеса отражаясь в зеркале воды, создавали иллюзию единого пространства неба без земли. В этом мире было два солнца, два неба. Живое озеро дышало световыми волнами. Оно не притягивало и не отталкивало, оно все отражало и горные пики, и древние туманные легенды и мифы. Оно чувствовало удары сердце кочевника и приветливо встретило таежника. Озеро видело, что, он чист душой. Чогду не ведал страха и подошел к озеру в отличном расположении духа. Он стоял наедине с природой, самим собой и древним таинственным озером, творящим чувственно воспринимаемый разум, а за ним бесконечное пространство, где выше и ниже, простирались небеса.
В просторе этого космоса его завораживал полёт стаи диких гусей. Он читал книгу природы, рассматривая, как пляшут черные гуси над озерной пленкой, тонкой как прозрачное стекло. Извивались перламутром зелено-синие прозрачные тени и силуэты гогочущей стаи. Золотыми самородками светилась вода в солнечных лучах. Он замахал руками, словно крыльями. Стая приняла его. Они плыли в едином танце над бесконечным пространством воды, свободно перемещаться в трех сферах: по воздуху, по воде, по суше.
«Тропа гуся просторная!»- сказал духовную истину, вожак птичьей стаи Черный гусь, который ведал судьбой на Совете птиц. Танец имел смысл, нисходящий с неба и Чогду пытался этот миф расшифровать.
Чогду чувствовал себя легкой птицей летящей в Гусиной пляске, в бездонном пространстве в полном единении с не забываемой тайной золотых гор. Он научился говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Пляска длилась три дня, а может и больше. Он с детства любил наблюдать за животными, но сегодня сам рассказывал им сюжеты своей кочевой истории, и много новых тайн узнал из жизни птиц. Язык танца возвращал любую проблему к ответственности того, кто ее создал. Ушли далеко огорчения, обиды, страдания и печали. Он ощущал непрестанную радость, и блаженство вне времени
"А может быть, это все-таки сон, эти мифы, в которых таежники кочуют?" - подумал Чогду, покрепче прижимая крыло и зарываясь с головой в мягкий и теплый гусиный пух.
«Смотри, не проспи в гусином снеге полёт Черного гуся!» — строго предупреждали его улетающие птицы. Чогду в воображении перенес себя в будущее и неожиданно проснулся. Пред его взором лежало зеркало жемчужного озера в белом окружении покрытых снегом гор. С благодарностью и трепетом привязал, к кусту карликовой березки на берегу озера, ленту Джалама, и почувствовал, что озеро позовет к себе в гости снова и снова, как перелетную птицу. Таежный кочевник бережно поднял со снега упавшее черное перо и прикрепил Тофаларским узелком к родовому амулету. Видимыми добрыми знаками были перо, и благоприятный сон, что он в родное стойбище вернется уже главным хранителем Горного узла.
Комментариев нет:
Отправить комментарий