Ичемь

Ленточки далеких странствий повисли на седых камнях,
На перевале олени туманы серой влаги жадно пили,
Тайна взора, белая мгла, тундра вся в цветах мечтах,
Но в глазах оленя отражается тропа и бесконечность неба,
В зеркальности вселенной даль пространств, быль времен,
Далекие звезды тускло горят, всё те же в холодной пыли.

"Ичемь. Тофалария".(Шибкева Ксения, род Кара-Чогду.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян
      Ленты Небесной птицы
      Чогду внимательно осмотрел все вокруг, взглядом опытного кочевого таежного оленевода и охотника. Вечерняя заря приобретала красную, а над перевалом Мус-Даг-Дабан даже багровую окраску и оттенки. Среди горных пиков солнце садилось в тучи. Чогду читал признаки ненастной погоды, облачной, с обложным дождем, возможно переходящим в снегопад с ветром. Перевал закрывался и необходимо несколько дней переждать плохую погоду. Чогду привязал к дереву зелёную ленту, символ земли и собрался кипятить чай с багульником развел костер. Дым от него клубился и стелился по земле подобно кедровому стланику. Угли костра ярко тлели. В небе образовались облака в виде башенок. Звезды после ясного дня просматривались плохо и сильно мерцали красноватым или ярко-синим светом. Олени жадно поедали, ягель в запас, и вскоре легли. Чогду заметил, на какую сторону ложатся олень, и ждал ветер с этой стороны. Собака Чурегèш поела траву, порыла землю, искупалась в воде, покатавшись по земле, легла спать у костра. На огонь костра слетелось много насекомых. Ночью ветер тянул из долины в горы, образовавшийся вечером туман, поднимался вверх к гольцам. Под утро похолодало, и горы и перевал закрылись плотной белой завесой. Чогду постелил оленью шкуру на землю в чуме, готовился спать не одну ночь. Я использовал вынужденную остановку, для творчества и рисовал портрет, рассматривая детали. Под шум дождя Чогду достал перья, мех, когти и сухожилия зверей, чтобы мастерить из них амулет. Работая, кочевой таежник думал, как безопасно перевалить через высокогорный перевал и образы приходили ему в видениях, добавляя яркие детали в рисунок амулета «Небесной птицы». С амулета свисали разного цвета ленточки. Почувствовав, что я заинтересовался лентами, старый кочевой таежник, рассказал о них.
      Однажды, по снегу Чогду с лайкой Чурегеш гнал соболя. В верховьях каменистого ручья он наткнулся на берлогу медведя. Чогду внимательно осмотрел отверстие в звериное логово. Медведь крепко спал. В декабре зимнее солнцестояние, самый короткий световой день, начинается время охоты на берлоге. Чогду к кедру с царапинами от когтей медведя привязал белые полоски ткани, совершая промысловый обряд, призывая, удачу на будущей охоте. Попросив разрешение, чтобы духи удачи дали добыть мясо медведя. Прошлой, самой долго продолжающейся ночью во сне охотнику горной тайги привиделось, что он превратился большого медведя, а затем в медвежонка. Сон напоминал об осторожности. Спустив собаку, ее поведение удивило охотника. Собака виновато смотрела в сторону. Чогду сам прислушивался, как ведет себя медведь. Он знал, его нельзя мучить, это не любят духи охоты. Вдруг Чогду услышал писк маленького медвежонка. Чогду осторожно подполз к челу берлогу и стал всматриваться через отверстие в берлогу. Ему показалось, что он видит прижавшегося к медведице малыша. Медвежонок, был похож на бурый шарик с блестящими черными глазами. Он детски игриво и жалобно пищал. Приговаривая: «Братишка возвращайся к себе на гору», Чогду в шоке отполз от берлоги. На это место Чогду больше не будет подходить. Просил дать прошение роду Чогду и не беспокоить семью медведей. Просил прошение и покровительства у Небесной птицы. Приговаривая, что не снимет с малыша братишки шубу и не возьмет лишнего с тайги. Братишку считал Чогду родственником, но боялся, как хозяина тайги и за плохое отношение к тайге ждал мести, поэтому совершал умилостивительные обряды. Почтительно привязал красную ленточку, символ жизни, на ветке кедра у входа в берлогу, выражая дань уважения к своему брату медведю. Обращаясь к Небесной птице с просьбой и желанием, чтобы эту берлогу никто не беспокоил. Цветная ленточка говорила, что здесь берлога медведицы с медвежонком и воспринималась, как место под покровительством духа предка, реальное воплощение его жизненной энергии.
      В марте, власть солнца с каждым днем возрастала, и природа вновь возрождалась. Наступил день весеннего равноденствия. Чогду кочевал к своим родовым Святилищам, возносить просьбы и подносить ленты Даятелю пушнины и зверя, Небесной птице. Чогду верил в одушевлённость всей природы. Он почитал, горы, воду, небо, камни и не сомневался с существованием у них души. На Священных скалах с наскальными рисунками Небесной птицы, предки запечатлели мифы, обряды, историю взаимоотношений его рода и природы. Чогду привязал полоски синей ткани, символ неба. Он полагал, что жизнь присутствует во всех окружающих предметах. Душой наделены камни, деревья, скалы, ветер, река, земля, то есть всё вокруг. Он и сегодня почитает Черного Гуся, как Небесную птицу. В далекие времена Небесная птица из воды доставала камни, создала Саяны. Прекрасные горы понравились, и она сделала их своим любимым гнездом, и снесла небесные яйца: луну и солнце. Из солнца родился Солнечный Олень, а из луны родился Лунный Медведь, ему на небе было тесно, и стал прогонять Оленя. Солнечный Олень убегал быстро и на следующий день, вновь возвращался. В этой погоне Лунный Медведь всегда отставал. Сильному зверю захотелось иметь на своей лапе большие когти, как пальцы у человека, с ними он надеялся поймать Солнечного Оленя. Да имей такие когти, он бы среди зверей главным стал. Медведь пришел к Небесной птице, и просил, чтобы наделила его когтями. Подумав, Небесная птица предвидела, что Медведь с большими когтями много лишнего наделает на земле и небе. Запугает Оленя и всех зверей, переломает тайгу и разроет горы. Но, несмотря на сомнения, дала медведю когти, а оленю дала рога лучи, чтобы его издалека все видели. И наказ медведю сделала, помогать кочевому роду, сохранять порядок, не позволяя бездумно уничтожать таежные ценности. Согласился с условиями Лунный Медведь и получил пять когтей, напоминающую ладонь человеческой руки. Радостный стал бежать за Солнечным Оленем, когтями оставляя много следов на небе, а они превращались в яркие звездочки. Летала Небесная птица ночью, Медведь помогал ему Лунным лучиком из-за гор, но нечаянно когтем поцарапал крыло. С раненым крылом Небесная птица не смогла летать. Пришел в Саяны Охотник, спасать Небесную Птицу, найдя ее раненой, перевязал ей крыло ленточкой, чтобы рана зажила. Кормил, лечил, ухаживал, и Небесная птица окрепла, поправилась. Охотник был восхищен ее красотой и взял ее себе в жены. У них родились дети и назвали их Кара-Гасы или Черные Гуси. Они стали охотится на медведей, кочевать с оленями в Саянах и при встрече в горах дарить друг другу ленточки в память о Небесной птице.
      Под лучами палящего солнца, и под колючими ветрами, и ледяными дождями, кочевал Чогду с оленями по горам. На золотисто - рододендровом участке высокогорной тундры, свободном ото льда и снега, где цветы росли выше деревьев, где из камней были выложены лучи, Чогду поставил чум, терпеливо ожидая день летнего солнцестояния. Солнце появилось на северо-востоке. Чогду отметил, эту точку каменными лучами. Эти каменные отметки позволяли ему надежно ориентироваться и сверять свой путь во время кочёвок. День летнего солнцестояния совпал с днём низкой луны, новолунием и солнечным затмением. На небе появился черный круг в обрамлении сияющей короны. Чогду рассматривал красоту Солнечной короны. Розовые протуберанцы и тонкие оттенки, и блистающие детали короны притягивали его взор. Пролетали царапающие Солнце хвостатые кометы. Медленно сумерки сгорали огнем красной зари, и Солнце вскоре предстало, во всем своем величии светя почти белым светом, окрашивая вершины гор жёлтыми оттенками. Эта космическая картина Мира отражалась в чистых водах горного озера. Близость двух светил, их соединение и отражение в воде, давали Чогду возможность вдохнуть жизнь в совершаемый им обряд, наполняя силой осуществления все желания. Внутренний настрой Чогду объединялся сознательно Золотом Солнца и подсознательно Серебром Луны. Из уходящей самой короткой ночи пролился над Чогду мелкими каплями моросящий дождик. Далеко сверкнула на мгновение вспышкою молния. В сердце Чогду засветились самые смелые кочевые надежды, несущим свет восходящим по тропам перевалов и вершинам гор Солнцем, сияющим над Центральными Саянами. Чогду совершил обряд посвящения Хозяину Гор лучшего оленя. Оленю на шею повесил веревочку, к которой привязал желтую ленточку, символ солнца, и просил Небесную птицу оберегать прирученных оленей. Сколько ленточек повесил Чогду на шею Посвященного Оленя, столько и оленей было в стаде. Посвященного Оленя он называл Солнечным. На этом Олене не ездил верхом, не перевозил грузы и не спиливал ему рога. Ходил красивый Олень свободным по высокогорной тундре в вершинах Саян и вольные ветры развивались цветные ленточки вокруг его шеи, напоминая лучи солнца.
      Постепенно власть солнца с каждым днем уменьшалась. Саяны готовились к зиме. Собирались в стаи перелетные птицы, и начинался листопад. В сентябре приближалось время гона быков Северного оленя. Ко дню осеннего равноденствия, когда ночь равна дню. Чогду прибыл к месту проведения Малого Суглана, запасаться продовольствием и всем необходимым для зимнего промысла. Его собака старела, но Чогду еще не торопился готовить смену, не выбирал щенка. Не смотря на скудность еды в тайге, Чогду собаку кормить, не забывал. Ежедневно кипятил воду в котелке, и заваривал муку. Такую болтушку Чурегèш ела хорошо. Старая собака Чурегèш сама подкармливалась и бегала проверять, где упал старый козерог со скал, и если находила мясо, наедалась досыта. Возвращалась Чурегèш всегда вовремя, но ее не было несколько дней. Чогду волновался и пошел искать собаку по следам. В верховьях каменистого ключа, Чогду нашел ее в петле браконьера. Замкнутый Чогду сильно загрустил. На Суглане Чогду узнал, что у знакомого охотника лайка собиралась щениться. Тофаларские охотники собаками не торговали, но Чогду надеялся, что для него найдется лишний щенок. Ему великодушно разрешили выбирать нового щенка. Чогду взял понравившегося малыша на руки, Проверил прикус у малыша, постав конечностей, рассмотрел полосы на чёрном нёбе, все вроде показывало, что собака будет рабочая в тайге. Осмотрел форму головы, уши вставали. Туловище было не растянутое. Обратил внимание на внешний вид щенка. Глазки блестели, шерстка была чистой и лоснящейся, животик был в меру упитанным. Внешних повреждений Чогду не обнаружил. Достал немного мяса белки, и заметил, как щенок встрепенулся от дикого запаха. Стал внимательно смотреть на поведение щенка. Щенок двигался легко и ровно, он был активен, любопытен и игрив. Чогду поднял щенка и держал за хвост и щенок подтягивал голову к руке. Чогду отнес маленького братишку на десять метров от чума, и щенок ползком вернулся на свое место. Щенок оказывал к Чогду дружелюбие и расположение, ластился и вилял хвостом. Все говорило о признаках универсальной лайки. У всех собак характер разный, но талант и умение в тайге не пропадут. Приметы это дело удачного выбора. Сказал хозяину, что берет щенка и отблагодарит за него после промысла. Чогду привязал к малышу оберегающую белую ленточку Небесной птицы, символ надежды. Положил братишку за пазуху, ближе к сердцу и покочевал в свою родовую тайгу. Шагая по тропам высокогорной тундры, придумал для выбранного любимца имя Алактай, с надеждой, что оно положительно будет влиять на его таежную судьбу.

Скачать книгу "Ленточки странствий"


Скачать книгу "Ловец Солнца"

Унге

По вершинам проплывает рассвет, соединяя день и ночь,
Низкая луна устало приближает хрустальный горизонт,
Серебристый ягель шелестит под вдох и выдохи созвездий,
Свет неба переливалась минералами сапфира и азурита,
Лазурною полоской над силуэтами Обо и горных перевалов,
Покрыл все склоны золотистой тундры розовым туманом.
"Унге. Тофалария". (Бухтурбаев Николай, род Ак-Хаш). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80 см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Тофалария. Небесная дорожка

      Горы Центральных Саян покрывал легкий сиреневый туман, а над головой просматривалась лазурная полоска ясного неба. Казалось сверху сквозь ультрамарин, рассеивается солнечный свет. Таежник Чогду кочевал по кольцевой тропе предков, в день весеннего равноденствия, вдоль каменистого ручья. Чистая вода текла по камням в окружении мхов и тающего снега разбиваясь о камни, поглощала свет неба переливалась минералами сапфира и азурита.

      Подъем вверх по живописному ущелью уводил кочевого охотника к озерам подобно жемчужинам, нанизанным на ручеек. Вдали угадывалась синь необычного озера. Оно было самым большим, выглядело великолепно, зеркально отражая небо и туман. Над его водами и горами парили капельки тумана, матовый блеск которых рисовал туманную радугу. Широкая блестящая изогнутая белая дуга изящно парила перед таежником. Внутренняя сторона радуги имела холодные нежно фиолетовые оттенки. Внешняя сторона светилась теплыми оранжевыми красками. Один полукруг светлой туманной радуги, отражаясь в озерной воде, превращался в замкнутый круг. Впечатлительный кочевой таежник Чогду, воспринял радугу, за добрый знак и вход между мирами.

      Туман спускался с горы. Пробираясь среди камней по берегу озера и далее по осыпи и снежнику, кочевник поднялся на перевал. Озеро, снег и туман остались в ущелье. Тропа повела Чогду влево, вдоль горного хребта, по небольшому подъему в гору, на вершине которой находилось вертикальное сооружение из камней Обо Наблюдения. Чогду подошел к этой груде камней и положил на него камешек. Совершая церемонию подношения на обзорной горной вершине, он навешивал на Обо разноцветные ленточки и матерчатые полоски. Прижимая к груди амулет Видимости, в котором, как в дневнике записывал свои наблюдения, Всем чистым сердцем поблагодарил солнце, луну, небо, ветер, горы и внимательно осмотрел круговую панораму гор. Перед ним, до хрустального горизонта, простирались великолепные пейзажи горных хребтов и вершин. От головокружительной высоты, красоты диких, необузданных хребтов и их отрогов, захватывало дух. Чогду посмотрел с вершины вниз.

      Внутри кругового хребта, кочевой охотник увидел спрятанную глубоко в горах долину водопадов. Ощущая своенравность и непредсказуемость горных рек, он рассматривал, как низвергаясь с базальтовых скал темно синего цвета, падали водными нитями 12 хитросплетенных ручьев. Они падали о камни перезвоном струй небольших и грохотом внушительных каскадов, во множестве радуг в лучах солнца. Бриллиантами сверкали замерзшие водопады и таявшие огромные сосульки.

      Самый высокий из водопадов.
обрушивался узкой струей в окружении алмазной пыли. В водном котле под ним вода, волнуясь и медленно закручиваясь, через края малахитовых уступов, словно по ступенькам, каскадом устремлялась вниз. Чогду любовался тонким лазурным потоком, словно падающей с неба водой в каменистых объятиях, Прыжки и каскады певучих потоков роскошно переливающихся звуков и красок пели песнь о таежной мечте. Водяные стены находились в окружении бесконечных радуг, дождя, росы, тумана. Слушая музыку падающей воды, невольно понимал суть снежных гор, сопереживал и видел красоту земного мира. Созерцая мощь ниспадающей ультрамариновой воды, он всем своим существом чувствовал вековую память Саян. Несколькими уступами подножья уступа летучая вода струей выбила впадину, заполненную маленьким озером. Воздух был влажен и душист. Ниже водопадов находились огромные глыбы горной породы, заросшие кустарниковыми зарослями жимолости, цветущей крупными бледно-желтыми цветками. Чогду с жадностью глубоко вдыхал запах снега, воды и совершенно изумительный запах жимолости. Эта смесь свежего и нежного аромата, погружала кочевого таежника в пленительные мечты путешествий.

      Вода дробилась о камни, вздымая веер сверкающих брызг, превращающихся в хрустальные птицы, летающее над скалами. Сквозь капли – слезинки, солнце светило за спиной Чогду. С высокой горы он рассматривал кольцевые радуги, подобно кочевым дорогам соединяющих небо и горы. Радуги были везде, внутри долины и над ней, в небе. С удивление он рассматривал двойную и тройную кольцевые радуги. Он чувствовал единство с природой и переживал прекраснейшие мгновения жизни, понимая быстротечность времени и своего кочевого таежного счастья.

      Весь день он наблюдал водопады, снег, цветы, горы и радуги. Неожиданно наступил вечер. Чогду с сожалением провожал взглядом закатное солнце. Казалось небо, пропускало сквозь себя солнечное красное излучение, окрашивая все вокруг в розовый цвет. Теплый золотистый оттенок приобрели все снежные горы и вода, обращенные к солнцу, а сквозь серые тучи пробивалась огненная радуга. В небе висела стена, окрашенная в разные цвета радуги. Солнечные лучи заходящего солнца, проходящие сквозь горные вершины, прощались с Чогду чётко заметными отдельными пучками света. Солнце спряталось, но на прощанье с Чогду, еще отражала свои лучи от частиц космической пыли. Напоминая о себе зодиакальным светом, на мерцающей ночной карте созвездий. Движение света бледным сном коснулись Чогду. Но он, ресницами прикрывая от блеска в звездных снежинках, приготовился встречать луну с ее зажигающими на поверхности вспышками при столкновении с бродячими метеоритами.

      В первой половине ночи взошла дремлющая полная луна в разноцветном свечении, которое исходило из пространства Низко над горизонтом, луна иллюзорно казалась в несколько раз больше обычной. Полная луна была необычно яркая в темно черном небе, подобно ночному солнцу. Напротив луны лил и лил слезы моросящий дождик. Из пустоты, медленно появилась лунная радуга над силуэтом горных хребтов. Чогду назвал ее радугой неземного счастья. Радуга была на полнеба, и в полной темноте, удивительное свечение усилилось, заполняя пространство, внутри дуги радуги. Прочерчивая тьму, подобно звуку песни мечты, счастья, любви, таинственному смыслу, открывающему все тропы мироздания. Казалось земное время замедлило свой ход, перетекая в бесконечную небесную вечность. Чогду чувствовал запах свободы далеких миров, подобно великой кочевой надежде.

      «Почему на звездных амулетах не наносят линию тропы Луны?»- утром подумал Чогду, отмечая знаком начало тропы обнявшейся с горизонтом небесной дорожки бело - лунной радуги и отправился в эту манящую вдаль, к краю Священных Саян.

Енгожу

Ягель спорит с камнями у чума с горящим костерком,
Золото тундры зовет нас вершиной гольца на просторы,
К неизведанным далям гор за зубцы, ущелья и горы,
Солнцестоянием, сверкающим жемчугом на фоне небес.
По бескрайним границам горных пиков и бездонного неба,
Среди оленей медленно кочует, играя серебром Луна,
На вечных снегах обжились холодные планеты созвездий,
Развивая кочевые ленточки горно-таежных странствий.

"Ергожу. Тофалария".(Арактаева Светлана, род Кара-Чогду. Чыгжаар дыл - Хранитель языка). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Хранитель языка

      Кочевой таежный охотник Чогду встретил преклонного возраста бродягу сказителя, в труднодоступном месте Тофаларии у горы Чело-Монго. Месяц приподнял золотые рожки и для зимнего вечера Чогду заготовил больше дров, чтобы всю ночь поддерживать в очаге чума огонь. С почтением и благодарностью Чогду поднес сказителю цветную ленточку, пачку чая, орешки и копченое мясо. На костерке закипел походный котелок с водой. От тепла и чая кочевые охотники расслабились и разговорились. Ночь началась с бытовых коротких сказок, постепенно перерастающих в мифы.

      Чогду смотрел на старика, как на духовного лидера. Сказитель носил на одежде амулет Хранитель образов. Он аккуратно привязал цветную ленточку к амулету. Несмотря на возраст, у сказителя была феноменальная память. Чогду удивлялся, как он мог столько запоминать, не записывая, по памяти читать, как стихи, длинные мифы. Перебирая и ощупывая амулет пальцами, казалось, он выбирал новый сюжет, имеющий свой неповторимый код. У него был природный дар красноречия, и рассказывал он мифы образно, ярко, красочно и любил когда его, внимательно слушают. Обладая своим особым словарем, не произносил ни одного пустого городского слова. Сказитель услаждал слух Чогду, гор и Хозяина тайги. Рассказывая мифы, казалось, что он призывал удачу и предсказывал будущее. От доброго мифа и амулета действительно шла магическая сила, и кочевник верил, что слова и буквы, завтра охоту сделают удачной. Бархатные слова, долго тянулись, на распев. Для Чогду перестали существовать и чум и очаг с котелком. Он полностью погружался в прекрасный мир.

      По звериной тропе грациозно шла Оленица, а за ней, след в след шел маленький пятнистый оленёнок. Они передвигались очень осторожно, нащупывая почву. У каменистого ручья олени свернули в горное ущелье. Охотники пошли по следам оленей, тропа вела по ущелью, подымаясь вверх, мимо нагромождения камней и снежных карнизов. Забравшись на небольшой ледник, перед их глазами открылась долина невиданной красоты, с озером окруженным высокими синими горами.

      Охотники осмотрелись кругом и закричали: - Это счастье. Как хороши луга, озеро, горы, небо!

      А эхо, громко повторяло: - Горы и небо!

      Олени, пройдя по берегу озера, медленно поднимались на гору. На гребне горного хребта, вдруг Оленица превратились в Золотое Солнце, а олененок остался стоять на скалах. Сменялись времена года, солнце, окрашивало долину в разные цвета. Рождались и менялись образы черного и белого оленя, таежной зимы и лета. Оленица заливала снежные верши¬ны волшебным изумрудным цветом, и солнечный олень приобретал белый свет длинного летнего неба. Покрывались горы в белый цвет снега, и Оленица окрашивалась в Черный свет зимних и темных коротких дней. По ночам появлялся месяц, серебряный Медведь, пугая оленей. Не принимая медведя в свое стадо, уходили олени, за западную гору. Медведь косолапил за ними. Утром Оленица появлялась над восточными пиками гор. А олененок один бегал по скалам. Охотники продолжали ловить олененка и с трудом поймали. Лаской и добрыми словами старались приручить малыша к людям. Всё было прекрасно в этой чудесной стране, куда привели их олени, но пора было охотникам возвращать¬ся в родные края.

      С испугом охотники воскликнули: - Гоняясь за оленями, мы не давали названия горам и не запомнили тропу домой.

      Дружно охотники стали мастерить амулет Хранитель букв, который должен был помочь им восстановить маршрут. Наступило лето и охотники пошли за олененком по распадкам, вдоль ручьев и озер, через перевалы высокогорной тундры вершин гор искать родину предков. В пути рекам, горам, озерам охотники давали запоминающие названия, представляющие собой сравнения. На амулете рисовали линию новой тропы, буквами отмечая названия вершин видимых гор. В середине зимы, путешествуя по тропе букв, описав круг, олененок вновь привел охотников в счастливую горнюю долину, где светило золотое солнце мамы Олиницы. На амулете оказалось, начертаны 42 буквы алфавита. С каждой буквы начиналось имя горной вершины. На следующее лето олененок вновь побрел в высокогорную тундру. Охотники пошли за олененком и прошли по знакомой тропе, еще один круг в горах, вернулись зимой в долину. Так они стали привыкать кочевать кругами, через горные перевалы и таежные долины по горам Центральных Саян. С каждым кочевым годом по горно-таежным просторам, у охотников становилось больше оленей. В горах произносили кочевники легко и свободно гласные звуки, на распев, долго тянули, пока дыхания хватало, до захода солнца: - Оооооооооооф звали свое стадо оленей к аал - стойбищу. Кочуя в любую погоду и времена года, по бесконечным пространствам высокогорной тундры, охотники привыкали говорить твердыми и мягкими звуками – аъ, оъ, уъ, ыъ, эъ и долгими, как затяжные подъемы – аа, оо, уу, ыы, ээ. Они видели таежный мир разнообразным и различали больше слов по гласным.

      Согласные Фффффффф, тянулись, звучали тихо, напоминая шипение ключа и шепот хвои. Эхом горы отражали звуки кочевого мира, собирая в стадо оленей. Букву К не получалось тянуть, звук спотыкался о каменные россыпи или обрывался в глубокий каньон. Произносили сильные согласные с придыханием, глухо. Кыъш – Зима, Слышали охотники, как ворчал, укладываясь на зимнюю спячку, в берлоге Хозяин тайги. Сылтыс – звезда. Шептал им лунный свет, освящая тропу глухой ночью.

      Охотники шли дальше по тропе в поисках земли предков, через величественные и суровые горы и реки с прозрачной бирюзовой водой. Буквами наивно рисовали таежную картину и на обратной стороне амулета. Гора-дайга, это родной дом, изображающий таежные пространства с родовыми стойбищами. Гласные звуки напоминали легкие вершины в снегах, а согласные скалистые гольцы. В звуках и линиях букв охотники искали ключ к пониманию жизни и воображали и то, что увидеть было невозможно. Ясно осознавая, что тарымга - совесть, это скребущий грызун, доставляющий неприятные ощущения людям находящимся вдали от родины предков.

      Сказитель неожиданно замолчал. Костерок в чуме догорел. Наступил рассвет. Ласковый луч солнца осветил глаза на стареющем смуглом лице сказителя. Глаза блестели надеждой, что буквы и слова не исчезнут в пустоте, а будут жить таежной жизнью в сердце Чогду. Сказитель снял с груди старинный амулет Хранитель образов и попросил Чогду принять его. Чогду с удивлением невольно отшатнулся. Он считал себя недостойными такой чести. Старик настаивал и с молчаливого согласия Чогду, повесил его на шею молодому кочевнику, оставив цветную ленточку себе. Он интуитивно поверил, что Чогду сохранит кочевые образы, легко играя буквами, передавая их сочетаниями слов. Все получится просто, Кара- кат, черная ягода, была сладкой черникой покрывающей осенью тундру. Чогду научится читать живую таежную книгу и постигнет тайны таежного языка.

      Чогду поблагодарил рассказчика мифов и на олене поехал на охоту. На его сердце было светло, и он напевал песенку. Ему нравились слова об оленях и поиске видений. С ними кочевник постигал горы и погружался в размышления, стремясь найти духовную опору, что горы и таежник должны жить в гармонии. Кочуя с оленями по Саянской высокогорной тундре, старался найти общий язык с камнями, водой, деревьями, птицами и зверями. Небо, горы, вода, тайга в воображении Чогду всегда были живыми существами, его родными братишками. Они слушали его внимательно и положительно влияли на его кочевую таежную жизнь.

      Кочуя с оленями по сезонным пастбищам, он перемещался по снегу в поисках зверя и пушнины, подолгу сидел на спине оленя, преодолевая затяжные труднопроходимые перевалы. В эти минуты он на таежном языке сочинял, творил, подбирал слова и придумывал свои! Истинное дитя природы, сердцем выдыхал коротенькие бытовые припевки, загадки о животных противопоставляя сильные и слабые звуки. Его внимательно слушали олени, горы, небо, ветер, птицы и звери. Ощущение одухотворенной жизни вокруг себя, творчески озаряло способности Чогду. Он воображал, представлял, понимал, осознавал, догадывался, запоминал интересные образы.

      Линии таежной жизни, которые рисовал его язык, позволяли ему чувствовать себя совершенно счастливым. Языковая картина кочевого мира в буквах отчетливо вырисовывалась на потертом от времени амулете. Чогду тщательно исправлял детали амулета, добавлял новые черточки. Бережно укрывал его на груди у сердца от холодного косого ветра и мокрого снегопада. Он не брал с тайги лишнего, бережно относился к траве, деревьям и животным, сохраняя в чистоте таежное сердце, которое хранило и рождало ясный и понятный кочевой язык.

      Душа тофаларов в картинах

Айса

Лентами из ткани разного цвета украшать ультрамарин летнего неба,
В вершины гор минералами сапфира и азурита вплетать свет и тени,
Горизонта горными хребтами в сердцах вдыхать жемчужные мечты,
На перекрёстках разных троп, чтобы надеяться о счастье вечном,
Лазурною полоской в уме играть фантастикой идей хрустальных,
В созвездиях искать на ощупь, а видеть в золоте цветы и солнце.

"Айса. Тофалария".(Бухтурбаева Евдокия, род Ак-Хаш.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Душа тофаларов в картинах
Тофалария. Открытый перевал

      Красивое животное с огромными ветвистыми рогами дикий Северный олень обитал на самых крутых гольцах в Белогорье, и Чогду ежегодно его промышлял. К ненастью и перемене погоды, дикие олени звери зачихали и начали перекочевывать на большие расстояния. Старый Чогду решил сегодня возвращался в тайгу своего рода, вместе с прирученным домашним Оленем и собакой Алактаем. Преодолев по тропам гольцы, россыпи камней и моховые болотам Малого Мурхоя, подъехал к высокогорному перевалу. Вокруг возвышались мрачные вершины Джуглымского хребта в вечных снегах на высокогорной тундре. Необходимо было преодолеть перевал, окруженный недоступной крутизной, и перед взором Чогду откроется путь по Нижней Хонде в теплые радостные долины Уды Саянской.

      Чогду внимательно осмотрел все вокруг, взглядом опытного таежника. Вечерняя заря приобретала красную, местами даже багрово- красную окраску и оттенки. Среди горных пиков солнце садилось в тучи. Чогду читал признаки ненастной погоды, облачной, с обложным дождем, возможно переходящим в снегопад с ветром.
Перевал закрывался для кочевника и необходимо несколько дней переждать плохую погоду. Чогду умел предсказывать погоду, определять стороны света и время по природным признакам. Тропа становилась опасной, и Чогду решил, не рисковать последним оленем, преданной собакой и собственной жизнью. У перевала на сухом пригорке, не подтапливаемым наводнением, на солнечном открытом месте, Чогду поставил свой чум, разбил настоящее кочевое стойбище. Долина в этом месте сомкнулась в ущелье, стены отвесных скал не пускали оленя далеко уходить в поисках ягеля. А по мшистым склонам отрогов рос ягель в избытке, где олень мог найти себе вдоволь пищи. В тайге Чогду всегда промышлял на своем олене, быстро объезжал охотничьи угодья в горах. Прошедшая зима выдалась очень снежной, под глубоким снегом олень не мог добывать ягель. Чогду срубал топором обросший бородатым лишайником кедры и олень с удовольствием, жевал аппетитный мох бородач. Несколько кедров необходимо свалить в день, чтобы олень насытился. Сытый он выполняет все работы и несет на своей спине хозяина на промысел. Чогду жалел и оленя и своих братьев, кедровые деревья, просил прощения у них, что срубил по большой необходимости для пропитания и обещал посадить новые деревья. В руках Чогду был мешочек с крошечными кедровыми орешками, весной он намеревался посадить их в мох, чтобы в будущем они стали великолепными деревьями.
Чогду еще внимательно осмотрелся вокруг, прогноз погоды он делал по многим приметам, а не по двум или одной. Ветер дул с гольцов в долину, резко менял направление и к вечеру постепенно усиливался. Вечером стало теплее, чем днем, в низинах и на гольце, в тайге и в тундре температура воздуха была одинаковая. Усилились запахи, в воздухе пахло нектаром жимолости. По тундре закрылись цветы. Усилилась слышимость звуков бьющейся о скалы реки, оживленно пересвистывались бурундуки.

      Чогду расслабился и собрался кипятить чай с гольцевым багульником и развел кочевой костер, и дым от него клубился и стелился по земле подобно кедровому стланику. Угли костра ярко тлели. В небе образовались облака в виде зубцов или башенок. Звезды после ясного дня видны плохо и сильно мерцали красноватым или ярко-синим светом. Олень жадно поедал ягель в запас, и вскоре лег. Чогду заметил, на какую сторону ложатся олень и ждал ветер с этой стороны. Собака Алактай поела траву, усиленно рыла землю, залезла в воду ручья и покатавшись по земле легла спать у костра. На огонь костра слетелось много насекомых. Ночью ветер тянул из долины в горы, образовавшийся вечером туман, поднимая вверх к гольцам. Под утро похолодало, и горы и перевал закрылись белой завесой.

      Чогду постелил оленью шкуру на землю в чуме, готовился спать не одну ночь. Под шум дождя достал мех, когти, клаки и сухожилия зверей, чтобы дождливым днем мастерить из них Священный амулет Открытый Перевал. Чогду думал, как безопасно перевалить через перевал в долину реки Уда и образ амулета приходил ему в сновидениях. Дождливым утром и днем воплощал видения, добавляя яркие детали в рисунок амулета. Чогду помнил оленя, как теленком он родится раньше, он боялся, что замерзает и погибает от несвоевременного возвращение холода и снега, согревал его своим телом и дыханием. Чогду вспоминал грустные глаза, в которых читалась ответственность, что он бережно вез зыбку с его маленьким ребенком по каменистым тропам через перевалы и выкармливал детей своим молоком. Зимой гнал с ним вместе соболя по первому снегу. Перевозил имущество во время кочевок на самых крутых гольцах в Саянах. Молча сутками стоял привязанный без корма, не просил есть и пить, когда Чогду закутил на Суглане И радостно встречали Алактай и олень соленые руки Чогду. Вспоминал, когда кочевал, клал маленького Алактая щенка за пазуху и так возил на олене. Когда щенок подрастал, его лучше кормил, чем себя. Для ребенка Чогду собака заменяла няньку, держась за собаку, малыш учился ходить, собака охраняла и согревала его. Умный Алактàй не раз переводил через перевалы по тропе Чогду и оленя, если их накрывал, неожиданно туман, и тропу под ногами не было видно. Вспоминал общую радость, когда появлялось солнце. Рисунок Священного Амулета напоминал раздумья на жизненном пути, и каждый новый день был началом новой кочевой жизни.

      Воздух, которым он дышал, становился целебным и вкусным, мох тундры, на которой лежал Чогду, стал дорог ему, и амулет, что мастерили его руки, овеян поступками его и близких ему существ, красотой их сердец, накопленной временем: прошлым, настоящим и намеками о нашем будущем. Перевал открылся. После трех дней ненастья постепенно ветер ослабел, снежные осадки прекратились, уменьшилась облачность над горами. Похолодание не прекратилось. При заходе солнца заря оказалась желтая, золотистая, в Розовых оттенках и переходила в зеленоватый цвет, указывающий на длительное сохранение хорошей погоды. Ночью в низинах и долинах стало холоднее, чем на гольце, в тайге теплее чем в тундре. Чогду дождался заход солнца и увидел на траве появление росы, которая усилилась перед восходом, а с восходом исчезла. Местами вместо росы на камнях образовался иней. Ночью совсем не дул ветер, стих.и по низинам болот и рек скопился туман. Природа Тофаларии всегда общается с Чогду, собственным языком и знаками. Распознать предстоящие изменения погоды зверям и растениям помогают и температура, и влажность и наэлектризованность воздуха, атмосферное давление, геомагнитное поле. Цвет вечерней зари, форма и размер солнечного диска зависят от влажности и температуры воздуха, а венцы вокруг Солнца и Луны, по которым предвидит Чогду ненастье, образуются облаками, которые начинают закрывать собой небо.

      Сегодня утром Чогду внимательно читал признаки погоды малооблачной, без осадков и туманов. На траве, кустарниках и карликовой березке появилась обильная паутина. Комары и мошки в полете роились вертикальным столбом. Легкая дымка покрывала вершины гор. Все говорило о том, что перевалы откроются для кочевок. Утром Чогду покормил Алактая и оленя, попил соленый чай, угли в кочевом костре быстро покрывались золой, тускло тлели рядом с чайником. Дым поднимается вертикально вверх к Полярной звезде. Звезды созвездия Малой медведицы слабо мерцали зеленоватым цветом. При восходе луна с острыми рожками была окаймлена красным, быстро исчезающим кругом. С пожеланиями доброго пути и хорошей погоде можжевельник поднял вверх свои ветки, прощаясь с Чогду.

      Чогду подошел к Обо, груде камней и положил на него камешек. В глубине сердца он поблагодарил солнце, луну, небо, ветер. Поблагодарил все то, что растет, ходит, летает и плавает, все видимое и невидимое, учителей, защитников, помощников, источник силы и знаний. Он осознал, что не может выживать без этих родственных связей. И они не могут жить без его внимания и заботы. Это взаимоотношения, вечный язык природы, который должен понимать и носить в своем сердце кочевой таежный оленевод, любящий Тофаларию. Чогду три раза обошел вокруг Обо и пошел следом за Алактаем и оленем по тропе к высокогорному перевалу, растворяющему силуэты Центральных Саян в снегах и небе.

Ербонга

Гранит тропы холодный горной тундры оживает,
В закатном свете теплых длинных солнечных лучей,
В мечтах вы далеки манящие над пиками планеты,
На горизонте тающих хребтов и Млечного пути,
Где спят уставшие в ночи ветра среди созвездий,
В груди загадочной вселенной кочуют тропами олени.

"Ербонга. Тофалария".(Болхоева Жанна, род.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Горный узел

      Чогду кочевал вдоль удивительного, неземной красоты озера, по древней мощенной камнем в опасных местах тропе, известной только роду Карагас - Черных гусей. Тропа по многочисленным подъемам и спускам, лентой вилась через 12 перевалов, на которых стояли из камней Обо-ориентиры. Из долины реки заболоченная тропа вела кочевого таежника к еще к одному, самому труднодоступному перевалу. Чогду левым берегом, пересек каменистый ручей, и дальше петляла вдоль снежника. Набрав высоту, Чогду кочевал берегом в исток ручья, тропа уводила его вверх по крутому склону, далее по средним и крупным камням покрытыми мхом и лишайниками. Чогду поднялся на гребень, за которым следовал небольшой плоский участок с крупными неустойчивыми камнями у небольшого снежника. Чогду не сердится на камни, которые загораживали путь. После еще одного небольшого каменистого подъема тропа теряясь на крупных камнях, вывела Чогду вдоль гребня на самый труднодоступный перевал, в точку соединения трех горных хребтов, типичный Горный узел.

      Обозначенная насыпными каменными кучами тропа, вышла на стену камней, восточные ворота и там разветвлялась у аккуратно сложенной груды камней Обо – древнего святилища. Это было почитаемое место на перевале, обитель духов, известное ему с детства из мифов о родовых святынях. Невероятно насыщенное красотой и обилием солнца пространство между мирами. Чогду проходя мимо сооружения, три раза по кругу обошел с мистическим амулетом седые камни. С чистыми помыслами и мыслями о духовных возможностях дарующих жизнь человеческому роду, положил новый маленький камень и привязал ленточку, оторванную от своей одежды. Чогду почудилось, что его нежно позвало по имени пение свежего южного ветра. Он осмотрелся. В красоте лучезарного необъятного небосвода, он действительно находился в территории покоя. Обожая и обожествляя природу, сердце Чогду испытывало состояние любви к Тофаларии. Он всегда взвешивал свои действия, стараясь не навредить природе. Чистый воздух, прозрачная вода и горы, горы, горы были его счастьем. Ленточки из ткани разного цвета украшали небо и снежные вершины, орнаментами сплетенные в свет и тени. В сердце Чогду рождались светлые мечты. Он ощутил прилив бодрости. Чогду стоял на перекрёстке разных троп, с надеждой о счастье вечном кочевом. Духи гор манили кочевать его новой тропой. С чистого неба заморосил мелкими каплями дождь. Радуга соединила два причудливых горных хребта и из этого угла вытекал длинный исток. Чогду принял это за хороший знак и шагнул в этом направлении.

      Трудный и утомительный спуск в долину по сыпучим катящимся камням и пологому леднику вел Чогду вперед и направо по тропе вдоль ручья, берегом, через острые края камней и заросли карликовой березки, дальше через моховые болота, заросшие медвежьим луком. Чогду медленно брел по зарослям черемши и наткнулся на светлого желтовато-коричневого цвета медведя. Красавец сидел под открытым небом на сыром лугу и передними лапами с длинными когтями, ловко закусывал черемшой. Ранняя весна подняла его от зимней спячки, и он с аппетитом сладко причмокивал. Мордочка выражала удовольствие самого взыскательного гурмана. Чогду невольно ощутил нежный сладко-острый вкус молодых листьев. Он представил, как жует черемшу с солью приправленную маслом и посыпанную кедровыми орешками. Острый витаминный салат заполнил его рот. Чогду пришел в себя, весь его рот наполняла слюна. Отказываясь от приема пищи и воды несколько дней Чогду сделал жадный глоток и поперхнулся. Лохматый твароед, невольно повернул голову на мощных плечах, крепкая спина осталась неподвижной. Заметив Чогду, маленькие черные глазки удивленно заблестели. Громко чавкая, Хозяин тайги с интересом рассматривал кочевого таежника. Кочевой таежник замер, приговаривая - «Братишка, пропусти меня, кочуй на гору». Жевательные движения вегетарианца прекращались. Голодный и исхудавший, Хозяин тайги, перестал поедать огромные букеты черемши. Не обращая внимания на таежника и оставляя метки на лишайниках и мхах, царапины, нанесенные когтями, сильный, быстрый, ловкий зверь направился по россыпи камней в распадок горного хребта, подготавливать себя к медвежьим свадьбам.

      Чогду с трудом пересек каменистый ручей и перед ним предстало небольшое, первозданной красоты, светлое озеро, на краю висячей долины. Его берега держали каменные объятия гор сверкающие в спокойной белизне горными пиками и перевалами. Бирюзовая вода казалась холодной, чистой и не оскверненной. Черно-синие скалы и небеса отражаясь в зеркале воды, создавали иллюзию единого пространства неба без земли. В этом мире было два солнца, два неба. Живое озеро дышало световыми волнами. Оно не притягивало и не отталкивало, оно все отражало и горные пики, и древние туманные легенды и мифы. Оно чувствовало удары сердце кочевника и приветливо встретило таежника. Озеро видело, что, он чист душой. Чогду не ведал страха и подошел к озеру в отличном расположении духа. Он стоял наедине с природой, самим собой и древним таинственным озером, творящим чувственно воспринимаемый разум, а за ним бесконечное пространство, где выше и ниже, простирались небеса.

      В просторе этого космоса его завораживал полёт стаи диких гусей. Он читал книгу природы, рассматривая, как пляшут черные гуси над озерной пленкой, тонкой как прозрачное стекло. Извивались перламутром зелено-синие прозрачные тени и силуэты гогочущей стаи. Золотыми самородками светилась вода в солнечных лучах. Он замахал руками, словно крыльями. Стая приняла его. Они плыли в едином танце над бесконечным пространством воды, свободно перемещаться в трех сферах: по воздуху, по воде, по суше.

      «Тропа гуся просторная!»- сказал духовную истину, вожак птичьей стаи Черный гусь, который ведал судьбой на Совете птиц. Танец имел смысл, нисходящий с неба и Чогду пытался этот миф расшифровать.

      Чогду чувствовал себя легкой птицей летящей в Гусиной пляске, в бездонном пространстве в полном единении с не забываемой тайной золотых гор. Он научился говорить и по-человечьи, и по-птичьи, и по-звериному. Пляска длилась три дня, а может и больше. Он с детства любил наблюдать за животными, но сегодня сам рассказывал им сюжеты своей кочевой истории, и много новых тайн узнал из жизни птиц. Язык танца возвращал любую проблему к ответственности того, кто ее создал. Ушли далеко огорчения, обиды, страдания и печали. Он ощущал непрестанную радость, и блаженство вне времени

      "А может быть, это все-таки сон, эти мифы, в которых таежники кочуют?" - подумал Чогду, покрепче прижимая крыло и зарываясь с головой в мягкий и теплый гусиный пух.

      «Смотри, не проспи в гусином снеге полёт Черного гуся!» — строго предупреждали его улетающие птицы. Чогду в воображении перенес себя в будущее и неожиданно проснулся. Пред его взором лежало зеркало жемчужного озера в белом окружении покрытых снегом гор. С благодарностью и трепетом привязал, к кусту карликовой березки на берегу озера, ленту Джалама, и почувствовал, что озеро позовет к себе в гости снова и снова, как перелетную птицу. Таежный кочевник бережно поднял со снега упавшее черное перо и прикрепил Тофаларским узелком к родовому амулету. Видимыми добрыми знаками были перо, и благоприятный сон, что он в родное стойбище вернется уже главным хранителем Горного узла.

      Душа тофаларов в картинах

Джуглым

Путешествуя бесконечным Джуглымом,
К диким оленям у вечных снегов стоящих,
По тропам размышлений вдыхая туманы,
Мимо лент на шестах остовов чумов,
И отпуская на волю, мечты и мысли,
Следом за лучами яркого лунного света,
Наблюдая точки восхода стоящего солнца,
Под полярной звездою на мхах засыпая,
По хребтам с тропой огибая седые камни,
Открывая нечаянно для себя древние тайны.

"Джуглым. Тофалария".(Кусаев Эрнест, род Кара-Чогду.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Сеятель орехов

      Чогду кочевал по правому борту небольшой горной долины, отделённой острой вершиной и её отрогами. Тропа его лежала к труднодоступным перевалам пограничного хребта Большой Саян, соединяющего верховья родовых рек, в исток ключа, где стоял старый охотничий чум, в котором можно было при случае скоротать ночь, промышляя зверя и пушнину. Тропа шла рядом с осыпным цирком, озёрами и моховыми болотами. Тягучий подъём на перевал проходил по тропе, идущей от озера, огибая россыпи камней и снежные карнизы, по тундре заросшей карликовой березкой и кашкарой. Цветочный ковер багульника на фоне белизны ослепительного неба придавал перевалам красный цвет. Горное озеро в окружении снегов отражало золото неба. В верхнем цирке долины в зоне лесотундры и снежника тропа петляла среди зарослей стелющегося кедрового стланика. На их приподнятых боковых ветвях красовались с созревшие пурпурно - фиолетовые шишки.

      Неожиданно кедровка издала звук, как будто увидела что-нибудь новое. Опытному таежнику он напомнил крик хищника. Чогду почувствовал, что встретился с медведем. Он поднял голову и увидел, что у отброшенного камня, прикрывающего вход в нору бурундука, сидел бурый медведь и обнюхивал клад, рыл землю и доставал лапой из камеры орешки. Чогду столкнулся со зверем один на один и старался не беспокоить его и не смотреть ему в глаза, медленно попятился назад. Сохраняя спокойствие, пальцами сжимая древний родовой амулет, громко и уверенно приговаривал - «Братишка, я не боюсь тебя, уходи на гору». Чогду пробирался через стланик с подветренной стороны и Хозяин тайги заранее не учуял таежника и не увидел. Чогду столкнуться с медведем нос к носу. Из-за неожиданности сытый Хозяин тайги дал деру. Нюхая воздух, почуяв запах человека, и фыркая, таежный Хозяин, неохотно оставляя клад, пошел прочь, через давно нехоженый Монгольский перевал.

      Чогду выдержав длинную паузу, наблюдая, что Хозяин тайги скрылся и не ходит где-то недалеко, подошел к орешкам. Запасы у бурундука были основательные, он хорошо прятал орехи от медведя. Это была глубокая нора, в которой лежал таежный гостинец. Чогду аккуратно собрал немного отборных зернышек в ладонь, рассмотрел и положил. Они оказались перемешаны с песком. Вскоре оказалось, что у клада Чогду не один. На расстоянии протянутой руки появился бурундук, и звонко щебетала, покрикивала, перекликалась кедровка. Птица издавала звуки, как будто это мяукала кошка. Чогду осмотрелся. На торчащей сухой верхушки Хан - дерева, пограничника хвойного леса и тундры, сидела коричневая в частых белых пестрых пятнах птица. Хан- дерево, почитаемый кедр, в Тофаларской тайге тесно связан с жизнью птиц и животных. Созревшие орехи, своей тяжестью сильно наклонили его могучие ветви, и кедровка расклевывала шишки и добывала оттуда сладкие орешки. Некоторые шишки сбивала на землю. Под деревом виднелись следы ее работы, всюду валялись брошенные, ободранные кедровые шишки. Те орехи, которые не успела вытащить птица, подбирались бурундуком. Стараясь обработать шишку, проворный и смышленый зверек быстро бегал вокруг дерева, призывно свистел, позабыв о разорителе кладов медведе. Иногда бурундук хулиганил и отругивался, умудряясь выхватить шишку, за которой нагибался Чогду, чтобы поднять. Птица совсем осмелела, сыпала на голову Чогду шелуху, не обращая внимания на него. Перетаскивала кедровка орешки в запас на зиму, рассовывала в щели упавших деревьев, среди камней, закапывала в мох. Птица была местная и зимовала в лесотундре и горных стланиках родовых охотничьих угодий рода Чогду. Судя по окраске с ярко-белыми пятнами - это была дамочка. Осматривая кедр, Чогду увидел гнездо. Дерево росло рядом со священными скалами с древними рисунками. Величественный кедр, был мощный и невысокий с пирамидальной, почти округлой кроной и многовековой продолжительностью жизнью. Иногда он ронял слезы с пахучей и тяжелой янтарной смолой. Под ним находился полуметровый слой из сухой хвои. Чогду любовался красавцем кедром, выросшим на свободе. Дерево не знало вредителей, не болезней, не ржавчины хвои. Одушевляя горно-таежные пространства, Чогду с трепетом привязал к его веткам ленточки Джалама, матерчатую полоску ткани красного цвета в качестве оберега, с целью задабривания Хозяина тайги. Эти действия соблюдали неукоснительно он и представители всех поколений Чогду.

      Кедр щедро кормил много зверья и птицы. Таежное лакомство, ядро кедрового ореха сладкое и нежное на вкус. Но семена этого дерева не имели приспособлений для переноса их ветром или животными. Набрав в подъязычный мешочек горсть орехов, только кедровка могла прятать излишки корма про запас и способствовала расселению кедра. Такое поведение спасало возвращающуюся к кладовым птицу зимой от голода. Она без труда находила орешки под снегом. Кедровка не всегда вспоминала, куда она спрятала орехи. Некоторая часть запаса и в конце зимы оставалась нетронутой, и эти орешки весной на россыпях камней или на гари, могли появиться в виде молодых побегов кедра или кедрового стланика. И Чогду шишковал, делал запасы, но он не ломал ветви, не спиливал деревья и не бил их колотушкой, а бережно собирал те шишки, которые уже упали. Соблюдая определенную норму заготовки шишек.

      В урожайные годы шишек было так много, что кедр кормил всех обитателей тайги. Но урожай кедровых орехов бывал не всегда, иногда голодные годы чередовались подряд. Кедровка не брезговала и еловыми и сосновыми шишками. Она уничтожала множество жуков, короедов, златок, усачей и долгоносиков, беспощадных вредителей хвойных деревьев. Не большим, но сильным клювом, кончающимся остро, кедровка ловко добывает и орехи и отдирает кору с древесных стволов. Собирала вредителей не только с деревьев, но даже выкапывала клювом из земли и из-под снега, проделывая в толще снежного покрова ходы. Голодная кедровка нападала на мелких птиц и забралась в гнездо синички. Смело налетала на белку и отнимая у нее кедровые шишки. Портила добычу таежника Чогду, пойманную в капкан. «Кто будет с нами зимовать»- громко кричала кедровка на Хан-дереве, провожая уходящее лето Тофаларской тайги. Таежник Чогду, добывая пушного зверя по первому снегу, не обижался птицу со беспокойным характером. Она не мешала промыслу, и не конкурировала с соболем в неурожайные и в сытые годы. У таежника было свое мнение об этой птице. И он уважал ее важную роль в возобновлении кедровников на родовых охотничьих угодьях. Горно-таежные гари и лавинные пустоши вновь зарастали кедром только благодаря привычке, этой подвижной, шумной птицы, умеющей прятать излишки корма про запас.

      В неурожайные годы и в холодные зимы таежная птица, от недостатка пищи, была уязвима. Чогду помогал братишкам птицам выжить, зимой вывешивал кормушки на Хан-дереве, стараясь подкармливать голодную птицу кедровыми орешками. Прежде, чем положить живые кедровые орехи в кормушку, он внимательно осматривал и попробовал их на вкус. Выбирал орехи сохранившие аромат и не потерявшие жизненную силу, выбрасывая прошлогодние с прогорклым запахом и горечью. Он помнил птичью благодарность, она кедры от вредителей очистит, и пением расскажет таежные новости. В кажущейся пустой тайге птица замечала все. Когда, было совсем плохо с кормами и коричневая в белую крапинку птица, быстро, подлетела к кормушке, заинтересовавшись орехами. Она не ошибалась и не брала пустой орех. Мало ела, а жертвуя собой, прятала орешки в запас, даже зимой, выполняя посев кедра. Набрав максимальное количество орехов, кедровка летела подальше и ныряла в пушистый снег. Прятала орешки в заснеженной горной долине. Разрывала ямку и укладывала орехи, один к другому. Затем кедровка засыпала кладовую сверху снегом и улетала за новыми орехами. Это занимало у птицы много времени, и она вновь забывала поесть. Вопль кедровки мог означать только одно: «В кладовую!». Кладовая с орехами в снегу, присыпанная снегом, оставалась не защищенной от разворовывания, а она прятала и прятала орешки в запас.

      Постепенно таежное солнце набирало силу, появились первые признаки весеннего пробуждения, начинался большой праздник весенне солнцестояние. Кедровка стала молчаливой и занялась созданием семейной пары. Все укромные уголочки горной долины между хребтами, все уклоны от верховьев к низовьям, в радиусе нескольких километров от кормушки Хан-дерева, проросли молодыми кедровыми деревцами. Успокаивающе, раскрашивая черные россыпи камней и гари в цвет кедровой хвои от темно-зеленого до жемчужно-синих оттенков с перламутровым налетом, радуя сердце Чогду и наполняя палитру ароматов горной долины терпким душистым запахом теплого кедра.

      Душа тофаларов в картинах

Нерха

В тундре серебряными слитками лежат олени на белом снегу,
В лентах из ткани разного цвета украшено небо горного лета,
Зубцы и снежные вершины орнаментами сплетают свет и тени,
Причудливые горные хребты в сердцах рождают светлые мечты,
На перекрёстках разных троп, чтобы надеяться о счастье вечном,
Параллельными мирами в уме играть фантастикой непонятых идей,
Искать впотьмах или на ощупь, а видеть в золоте цветы и солнце.

"Нерха. Тофалария".(Шибкеева Катя, род Кара-Чогду). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Душа тофаларов в картинах

      Тофалария. Цветы тундры

      Кочуя мимо Обо, Керексур и наскальных изображений встречающихся у троп на горных перевалах, на горных хребтах, на берегах рек, у аршанов и озер. Совершая обряды поклонения хозяину гор и принося подношения в виде камней и ленточек из тканей. Старый таежный кочевой оленевод-охотник из рода Кара-Чогду перекочевывая с озер Додота по тропам Додо-Ишхэ и Хойта-Оки, перевалил врата перевала Хурэгтык-Дабан и направляясь к каменным выкладкам в верховьях Холбы и Хиаи. Кара-Чогду спешил. Он должен прибыть на место до дня летнего солнцестояния.

      Сегодня он сидел у кочевого костра, кипятил воду и растирал кирпичный чай в порошок. Он с детства привык пить чай, с оленьим молоком, маслом, мукой и солью. Для отдушки чайного напитка, добавлял сухие цветы Саган-Дайля. Благодаря приятному и сильному аромату и небесному вкусу, эта трава придавала чаю удивительный яблочный аромат. Летом запасы кончались, и охотник кочевал на тайные луга высокогорной тундры в вершины Саян, собрать новый урожай душистого багульника. Он знал способы лечения травами, которые употребляли медведи при своих недугах. Проникнуть в секрет ему удавалось, выслеживая больных животных. Не один раз видел, как раненый зверь приходил отлеживаться в заросли гольцевого багульника и со временем выздоравливал. В старые времена существовало поверье, что тот, кто найдет место, где растет Саган-Дайля, будет всегда здоров. Остался еще один дневной кочевой переход к Священным лугам и Кара-Чогду остановился отдохнуть. Грел, сидя у костра, уставшие ноги, и ощупывал амулет, на котором красовался маленький мешочек с легендарной травой. Когда оленевод брал его в руку, и мягко сжимал, он выделял аромат горного лета.

      Мешочек был наполнен травами год назад и сегодня, не потерял чудесный запах, но предки завещали роду, травы в амулете менять сбором нового урожая. Носил его Кара-Чогду, как украшение на одежде, иногда помещал на оленя или в жилище, иногда вешал на стойбище. Искусство изготовления амулетов передавалось по наследству. Предкам образ амулета был подсказан вещими снами. Охотник мастерил травяные амулеты из шкуры животного напоминавший по форме птицу, обшивал сухожилиями и украшал когтями медведя. К нему прикреплялся мешочек из ткани, с высушенной травой продлевающей жизнь. Подбирал ткань нужного цвета, чаще белого, который означал защиту, очищение, спокойствие. Завязывал мешочек с травой ленточкой красного цвета, который означал здоровье. Выбирал для мешочка заботливо ткани из натуральной материи типа шерсти или хлопка. Ткань использовалась не всегда. Бывали тяжелые времена, когда травы носили в кожаных, меховых мешочках. Состав из трав, иногда менялся, к багульнику добавлял другие травы, завязанные в кусочки ткани. Иногда к амулету подвешивал золотой корень и пластинку рога Северного оленя. Амулет иногда зашивал в одежду, чтобы защититься от болезней. Каждый год охотник заменял мешочек на амулете свежей травой, а отслужившую траву рассыпал в кочевой костер.

      Несколько дней Кара-Чогду кочевал тайными тропками по заснеженным горам и туманным перевалам, искать и собирать травы продлевающие жизнь. Сокровища, которые хранят в себе Центральные Саяны, поистине непостижимы и уникальны. Поиски трав уводили Кара-Чогду от забот и суеты. Высокие скалистые горы, вековые кедры, мягкие альпийские луга, стремительные реки, бездонное небо, золотисто -рододендровой горной тундры поражали первозданной чистотой и свежестью Кара-Чогду. Предки его рода издавна считают душистый багульник Священной травой продлевающей жизнь. Устав от тяжелых кочевых переходов Кара-Чогду, в горах пил отвар душистых цветков, чтобы снять усталость в ногах. Саган-дайля растет высоко в горах, на каменистых склонах, изредка, в верхней части лесного пояса. Места, где растет Саган-Дайля, Кара-Чогду держал в тайне. Эти луга всегда были секретны и доступны только ему. Имя Саган-Дайля, дали растению, за красоту и душистый запах чудесных цветков. Цветок своей дурманящей красотой покорил сердце Кара-Чогду, и он сочинял мифы о нем. Влюбившись, молодая красавица в образе птицы явилась к охотнику. Они кочевали вместе по тайге, но охотник решил кочевать в высокие покрытые туманом горы, оставив красавицу одну на стойбище. Одиноко и скучно стало птице на опустевшем стойбище, и она полетела за ним. Долго летала и искала в тумане гор любимого и не нашла. Вернулась и снесла яйцо, из которого вышло на свет Солнце. Парило солнце, в небе, над Миром гор, и помогая птице искать любимого, светило изо всех сил. Птица летала в солнечных лучах, стараясь рассмотреть, в туманных скалах кочующего охотника. Но не могла увидеть его в распадках и расщелинах гор. Солнце видело огорчение птицы, и каплями слезы стали падать на горы. Слезы солнца прорастали в виде маленьких белых цветков, напоминая Белые крылья птицы. Охотник, кочуя в тумане, увидев цветы, вспомнил о том, что Птица ждет его. В глухой тайге Саян и сегодня живет таинственная Птица. И если Кара-Чогду почувствует себя плохо, в одиночку кочуя по перевалам, он поджигает пучок сухого багульника. Всегда явится Птица на его чудесный запах, впитывая в себя все ароматы дыма. Затем парит в воздушном танце, над больным кочевником и изгоняя из него болезнь. В Саянах и сегодня, существует поверье, что багульник в полнолуние способен открыть охотнику секрет гор и привести его к удаче.

      У кочевого костра от кочевого охотника можно услышать много легенд о Саган-Дайля. Узнать про разные способы приготовления чая, и его полезные свойства. Чай, обладает чудесной способностью вселять в Кара-Чогду силу, бодрость, работоспособность и выносливость. Добавление одного листочка или цветка на чайник для заварки, действительно повышает работоспособность в горной местности. Применял Кара-Чогду отвар при заболеваниях желудка, ревматизме. Обмывал им резаные раны. Применял при понижением работоспособности, головной боли, вялости и бессоннице, при недостатке кислорода кочуя по хребтам и горным перевалам. Высокогорные травы очень сильны и Кара-Чогду помнил о передозировки, чтобы не впадать в транс. Собирал Кара-Чогду цветки, высушивал в тени, старался растолочь в тонкий порошок, смешать с пчелиным медом. Этот состав употреблял на гольцах, где нет воды.

      Старый охотник уснул и во сне увидел образы багульника на гольцах, амулет и солнцестояние в лучах Керексур. Снилось, что все здоровы, счастливы на стойбище и он дарит амулет молодому сыну для умножения рода Кара-Чогду.

Чехе-Ой

Закат, рассвет меняются местами, соединяя день и ночь,
Низкая луна вдруг приближает дальний горный горизонт,
Дышит ровно твердая тропа под вдох и выдохи созвездий,
И тусклый свет, сочившийся сквозь южный перевал,
Покрыл все тело золотистой тундры ровным глянцем,
В пейзаже полумрака, как на истертой старой карте,
Дорожка обнявшись с горизонтом бело - лунной радуги,
В полной темноте спокойным взором всматривается в вечность.

"Чехе-Ой. Тофалария".(Шибкеев Володя, род Кара-Чогду.). Тофалары (Тофы). Портрет. Живопись. Холст. Масло. 80-80см.
Художник Русин Сергей Николаевич
Тофалария - Большой Саян

      Небесная дорожка

      Горы Центральных Саян покрывал легкий сиреневый туман, а над головой просматривалась лазурная полоска ясного неба. Казалось сверху сквозь ультрамарин, рассеивается солнечный свет. Таежник Чогду кочевал по кольцевой тропе предков, в день весеннего равноденствия, вдоль каменистого ручья. Чистая вода текла по камням в окружении мхов и тающего снега разбиваясь о камни, поглощала свет неба и переливалась минералами сапфира и азурита.

      Подъем вверх по живописному ущелью уводил кочевого охотника к озерам подобно жемчужинам, нанизанным на ручеек. Вдали угадывалась синь необычного озера. Оно было самым большим, выглядело великолепно, зеркально отражая небо и туман. Над его водами и горами парили капельки тумана, матовый блеск которых рисовал туманную радугу. Широкая блестящая изогнутая белая дуга изящно парила перед таежником. Внутренняя сторона радуги имела холодные нежно фиолетовые оттенки. Внешняя сторона светилась теплыми оранжевыми красками. Один полукруг светлой туманной радуги, отражаясь в озерной воде, превращался в замкнутый круг. Впечатлительный кочевой таежник Чогду, воспринял радугу, за добрый знак и вход между мирами.

      Туман спускался с горы. Пробираясь среди камней по берегу озера и далее по осыпи и снежнику, кочевник поднялся на перевал. Озеро, снег и туман остались в ущелье. Тропа повела Чогду влево, вдоль горного хребта, по небольшому подъему в гору, на вершине которой находилось вертикальное сооружение из камней Обо Наблюдения. Чогду подошел к этой груде камней и положил на него камешек. Совершая церемонию подношения на обзорной горной вершине, он навешивал на Обо разноцветные ленточки и матерчатые полоски. Прижимая к груди амулет Видимости, в котором, как в дневнике записывал свои наблюдения, Всем чистым сердцем поблагодарил солнце, луну, небо, ветер, горы и внимательно осмотрел круговую панораму гор. Перед ним, до хрустального горизонта, простирались великолепные пейзажи горных хребтов и вершин. От головокружительной высоты, красоты диких, необузданных хребтов и их отрогов, захватывало дух. Чогду посмотрел с вершины вниз.

      Внутри кругового хребта, кочевой охотник увидел спрятанную глубоко в горах долину водопадов. Ощущая своенравность и непредсказуемость горных рек, он рассматривал, как низвергаясь с базальтовых скал темно синего цвета, падали водными нитями 12 хитросплетенных ручьев. Они падали о камни перезвоном струй небольших и грохотом внушительных каскадов, во множестве радуг в лучах солнца. Бриллиантами сверкали замерзшие водопады и таявшие огромные сосульки.

      Самый высокий из водопадов, обрушивался узкой струей в окружении алмазной пыли. В водном котле под ним вода, волнуясь и медленно закручиваясь, через края малахитовых уступов, словно по ступенькам, каскадом устремлялась вниз. Чогду любовался тонким лазурным потоком, словно падающей с неба водой в каменистых объятиях, Прыжки и каскады певучих потоков роскошно переливающихся звуков и красок пели песнь о таежной мечте. Водяные стены находились в окружении бесконечных радуг, дождя, росы, тумана. Слушая музыку падающей воды, невольно понимал суть снежных гор, сопереживал и видел красоту земного мира. Созерцая мощь ниспадающей ультрамариновой воды, он всем своим существом чувствовал вековую память Саян. Несколькими уступами подножья уступа летучая вода струей выбила впадину, заполненную маленьким озером. Воздух был влажен и душист. Ниже водопадов находились огромные глыбы горной породы, заросшие кустарниковыми зарослями жимолости, цветущей крупными бледно-желтыми цветками. Чогду с жадностью глубоко вдыхал запах снега, воды и совершенно изумительный запах жимолости. Эта смесь свежего и нежного аромата, погружала кочевого таежника в пленительные мечты путешествий.

      Вода дробилась о камни, вздымая веер сверкающих брызг, превращающихся в хрустальные птицы, летающее над скалами. Сквозь капли – слезинки, солнце светило за спиной Чогду. С высокой горы он рассматривал кольцевые радуги, подобно кочевым дорогам соединяющих небо и горы. Радуги были везде, внутри долины и над ней, в небе. С удивление он рассматривал двойную и тройную кольцевые радуги. Он чувствовал единство с природой и переживал прекраснейшие мгновения жизни, понимая быстротечность времени и своего кочевого таежного счастья.

      Весь день он наблюдал водопады, снег, цветы, горы и радуги. Неожиданно наступил вечер. Чогду с сожалением провожал взглядом закатное солнце. Казалось небо, пропускало сквозь себя солнечное красное излучение, окрашивая все вокруг в розовый цвет. Теплый золотистый оттенок приобрели все снежные горы и вода, обращенные к солнцу, а сквозь серые тучи пробивалась огненная радуга. В небе висела стена, окрашенная в разные цвета радуги. Солнечные лучи заходящего солнца, проходящие сквозь горные вершины, прощались с Чогду чётко заметными отдельными пучками света. Солнце спряталось, но на прощанье с Чогду, еще отражала свои лучи от частиц космической пыли. Напоминая о себе зодиакальным светом, на мерцающей ночной карте созвездий. Движение света бледным сном коснулись Чогду. Но он, ресницами прикрывая от блеска в звездных снежинках, приготовился встречать луну с ее зажигающими на поверхности вспышками при столкновении с бродячими метеоритами.

      В первой половине ночи взошла дремлющая полная луна в разноцветном свечении, которое исходило из пространства Низко над горизонтом, луна иллюзорно казалась в несколько раз больше обычной. Полная луна была необычно яркая в темно черном небе, подобно ночному солнцу. Напротив луны лил и лил слезы моросящий дождик. Из пустоты, медленно появилась лунная радуга над силуэтом горных хребтов. Чогду назвал ее радугой неземного счастья. Радуга была на полнеба, и в полной темноте, удивительное свечение усилилось, заполняя пространство, внутри дуги радуги. Прочерчивая тьму, подобно звуку песни мечты, счастья, любви, таинственному смыслу, открывающему все тропы мироздания. Казалось земное время замедлило свой ход, перетекая в бесконечную небесную вечность. Чогду чувствовал запах свободы далеких миров, подобно великой кочевой надежде.

      «Почему на звездных амулетах не наносят линию тропы Луны?»- утром подумал Чогду, отмечая знаком начало тропы обнявшейся с горизонтом небесной дорожки бело - лунной радуги и отправился в эту манящую вдаль, к краю Священных Саян.

      Душа тофаларов в картинах